Осколки (Трилогия) - Страница 352

352

– Вы слишком торопливы, Рон, слишком торопливы, – шутливо посетовал некромант.

Конечно тороплив. Если бы ты знал, как мне не терпится расправиться с тобой, труповод… Хотя спешить в самом деле не стоит. Я даже не представляю себе наказания. Оно должно состояться, без сомнения. За одну только гибель Юлеми я вправе требовать от тебя заплатить собственной жизнью. Но смертей ведь было много больше, и каждая требует оплаты. Значит, счет должен учитывать все прегрешения… И кто его выпишет?

– Зачем медлить, если путь найден, сапоги справлены, а в руке надежный посох? Пора делать первый шаг и переставать оглядываться назад.

Он посмотрел на меня со странной растерянностью во взгляде:

– Вы очень часто оказываетесь правы… Вот и сейчас сказали то, о чем как раз думал я. Медлить больше не имеет смысла. Дорога и в самом деле расстелена перед нами, а все, что может понадобиться в пути, уже готово или будет готово в скором времени. С вашей помощью, разумеется.

– Итак? Что я должен делать?

Некромант отвязал от пояса небольшой кошелек, осторожно опустил в него руку и извлек мутный шарик, похожий на стеклянный, но с упругими стенками, продавливающимися и легко восстанавливающими прежнюю форму.

– От вас требуется опустить это сокровище в фонтан на главной городской площади.

– И?

Он расплылся в блаженной улыбке:

– И все. А не позднее, чем через неделю, в моем распоряжении будет целая армия мертвецов.

Шарик снова упокоился в кожаном хранилище, и я опасливо принял из рук некроманта кошелек:

– Магия?

Улыбка приобрела истинно детскую невинность:

– Ни малейшего следа. Никто не сможет заметить опасность, пока… Не станет слишком поздно.

– Я должен буду сделать что-то еще?

– Нет, можете возвращаться сразу же, как исполните поручение. А сейчас не смею больше отрывать. Любое имущество требует ухода, а живое – тем более!

Некромант, похихикивая над собственной шуткой, начал спускаться вниз. Я постоял, глядя ему вслед, повертел врученное мне «сокровище» в руках, потом вернулся в комнату. Мэй все тем же остановившимся взглядом смотрел в сторону окна. Ну и пусть, кипение всегда лучше происходит в закрытом сосуде, а мальчишке нужно малость покипятиться внутри, прежде чем выпускать пар наружу. Но кое-что мне все равно следует сделать.

Отвязываю от посоха шнурок с белой бусиной и кладу рядом с правой ладонью эльфа:

– Завтра мне нужно будет уйти. Ненадолго. Но оставить тебя без защиты я не могу. Вряд ли труповод решится причинить тебе вред, и все же… Если почувствуешь угрозу, положи эту бусину в рот. Глотать не нужно, просто держи под языком, в тепле и влаге. И все будет хорошо.

Вообще-то не знаю, как оно может быть, хорошо или плохо: Ксаррон вручал второй подарок без особого смысла, просто в довесок, потому что для меня заключенная в бусине магия не имела ни пользы, ни вреда. Как и вся магия мира. А вот другим живым существам могла помочь, сотворив вокруг них «сферу неизменности» – своего рода Смещение пластов, только небольшое, не уходящее далеко за границы тела, чтобы сохранить возможность свободного передвижения, но защитить от проникновения извне чего бы то ни было.

Мэй не шевельнулся. Следовало ожидать… Надеюсь, он слышал мои слова и понял, о чем говорю. Верю, что какой бы силы ненависть ни пылала в его сердце, воспользоваться предложенным средством для спасения листоухий согласится. В случае опасности, разумеется. Впрочем, вполне может статься, что как только завтра утром я шагну за порог комнаты, бусина вместе со шнурком вылетит в окно. Но это будет уже не мое решение. Хотя беда, безусловно, останется моей.

– А милорд-то может быть не на шутку суровым, – невпопад заметил Марек, проводя прутом по листве придорожных кустов и сбивая с нее капли росы. – Будто этот эльф его за живое задел, да очень сильно. Будто что-то дорогое украсть собирался.

А ведь и верно… Как же я раньше не смог этого понять? Мэй был назначен врагом с самого момента проникновения в периметр заклинания, а уж когда стало ясно, кто он, из всего множества решений осталось всего одно: смерть. Лишь возможность развлечения чужими руками и за чужой счет смогла отвлечь некроманта от строительства эшафота.

Но какой тогда можно сделать вывод? Если для людей воздвигнутое Смещение не представляло опасности, всего лишь не давая пройти, но не затягивая внутрь себя, то эльф мигом оказался пленен и, если бы некромант не страдал любопытством, тушка листоухого скоро оказалась бы размолота в муку. Вход запрещен для одной-единственной расы? Могу ошибаться, но… Я лично сооружал бы столь убийственную ловушку лишь от страха. И, разумеется, вокруг себя, а не в каком-то случайном месте.

Стир’риаги находится в лесном домике? Вероятнее всего. У меня не было времени обшарить все закутки логова некроманта, а на хозяйскую половину я и вовсе приглашен не был, так что беглый эльф может с легкостью прятаться в любом из уголков дома. Ну а то, что ловушка с особой жестокостью обращается именно с листоухими, в объяснении не нуждается: в самом деле, кого еще можно бояться? Человеческие маги неспособны справиться с эльфом, получившим знания в Драконьих Домах, сами драконы пройдут сквозь Смещение, даже не замечая преграды, соплеменники же…

Стир’риаги не просто боится встречи, он всеми силами стремится ее избежать. Потому ли, что чувствует тяжесть своей вины? Все может быть. Но в любом случае взглянуть в глаза племяннику, полагаю, окажется для дяди весьма непростым делом. А вот поведение некроманта заставляет задуматься о более серьезных вещах: защищать с подобным рвением можно либо своего друга, либо дорогое имущество. Поверить в дружбу? Не получается. Они, конечно, могли заключить договор о совместном труде для завоевания мира, но подельники, как правило, вызывают друг у друг не самые нежные чувства. Значит, эльф ценен «милорду» именно как предмет. Инструмент или способ достижения цели… Точно!

352