– Окно кто-нибудь стережет?
– А зачем? Пока она боится даже из комнаты выйти, не то что отправиться в лес. Но на всякий случай Хок прогуливается по двору, – добавил маг, чувствуя мою тревогу.
– Хорошо. Я сейчас с ней поговорю и…
– Не сейчас.
Обдумываю услышанное и удивленно признаю:
– Прости, не понимаю.
Мэтт скрещивает руки на груди и мрачно поясняет:
– Сначала ответь на один вопрос.
Начинаем копаться в мотивах и следствиях? Немного не ко времени, но пожертвую горсточку минут на благое дело.
– Спрашивай.
Темные глаза немигающе уставились на меня, наверное, чтобы придать разговору побольше значительности, хотя, по моим ощущениям, ее и так было предостаточно.
– Почему ты ничего не сделал?
Я поднял брови. Опустил. Сдвинул. Растерянно хлопнул ресницами.
– Мне нужно было что-то сделать?
Маг, живо напомнив своим тоном Мантию, когда та принимается за выговоры, укоризненно заключил:
– Ты стоял и смотрел. Просто смотрел.
– Требовалось плакать? Смеяться? Улюлюкать? Выражать восторг или негодование?
– Ты мог остановить ЭТО. Знаю, что мог, я все видел тогда на мосту.
В голосе Мэтта гулко прозвенело непонимание. Причем непонимание, которым чаще всего страдают дети: если дядя такой сильный и умелый, то почему он вчера ринулся в бой, а сегодня остался в стороне? И невдомек малышу, что «дядя» влезает в неприятности, лишь когда одуреет настолько, что забывает очень простую истину: из любого лабиринта есть по меньшей мере два выхода. Но каждый из них, в силу стервозности богини, держащей в тонких пальчиках нити судеб, окажется входом неизвестно куда.
Объяснить? А как? Сказать, что не имел права вмешиваться, потому что не получил просьбы о помощи? Боюсь, магу будет трудно понять все странности моего отношения с оборотнями, равно «дикими» и входящими в Круг Стражи. Я живу по правилу: не трогаю других – не трогают меня, и в случае с метаморфами сие правило исполняется с удвоенной силой.
Моя принадлежность к Дому Дремлющих подтверждена только словами: увы, но сам виноват. Сбежал из родных стен до срока ритуального признания прав и обязанностей, а когда вернулся, и сам не вспомнил сразу о старинных традициях, и все вокруг сделали вид, что забыли. Впрочем, так лучше: груз ответственности поменьше. К тому же я лишь третий в списке наследников и до места главы Дома не буду допущен никогда. Клятву на верность семье Магрит не станет с меня требовать: если до сих пор молчала, промолчит еще сотню-другую лет. Кстати, подобное попустительство с ее стороны видится мне ненавязчивой попыткой заставить нерадивого ученика самостоятельно устраивать и сдавать экзамены. Могу делать все, что душе угодно, но в то же время вынужден сомневаться на каждом шагу. потому что, не зная точных границ и законов предписанного мне поведения, отчаянно желаю их соблюдать. Чтобы надеяться на похвалу, разумеется. «Ну похвалите же меня! Оцените мои старания…» И чем я, в сущности, отличаюсь от Рикаарда? Да ничем. Количеством набитых шишек, разве что. Возможно, сие обстоятельство имеет решающее значение. Для чего? Пока не могу понять, но кокон мысли уже сплелся в сознании и непременно обернется мотыльком, когда настанет срок. А до того дня буду довольствоваться ее более взрослыми сестричками и прочими родственницами. В частности, теми, что гнездятся в светловолосой голове моего собеседника.
– Знаешь, я не буду отвечать на твой вопрос.
– Почему? Признаешь вину?
Не хватало мне еще одного поединщика!
– Нет. Но вопрос поставлен неверно.
Мэтт поджал губы, показывая, что ожидал подвоха, однако надеется выиграть схватку. Блажен, кто заблуждается… А я тем временем трачу свои невеликие силы по сущим пустякам!
Хотя, равновесие всегда дорогого стоит. Что ж, попытаюсь вернуть его душе белобрысого мага.
– Ты должен был спросить, почему я бездействовал.
– Но я так и сказал!
– «Почему ты ничего не сделал». Помнишь свои слова?
– Разве это не одно и то же?
Ага, а у самого в голосе появилось сомнение! Ну конечно, проще видеть грехи другого человека, чем разбираться в собственных ошибках:
– Не одно и то же. «Ничего не сделал»… Говоря так, ты подразумеваешь, что у меня была возможность совершить несколько поступков, но не было желания. А вот если бы ты произнес слово «бездействие», я бы ответил охотно и с легкостью.
– Так почему?
– Все еще хочешь знать?
– Да!
Пытливый ум – несомненное достоинство. Так же, как и стремление довести начатое дело хоть до какого-нибудь итога.
– Отсутствие действий было самым безобидным завершением событий.
Мэтт отрицательно покачал головой:
– Безобидным? По-твоему, то, что молодой хозяин поместья на глазах у всех превратился в волка, не имеет значения?
Ох, парень, ты напрашиваешься… Ладно, считай, напросился:
– Для меня? Нет.
Маг, собиравшийся продолжить чтение нотаций, осекся, вгляделся повнимательнее в мои глаза и оторопело полуспросил, полупризнал:
– В самом деле?..
– Конечно не имеет. Наследник Эллидов – оборотень? Пусть. Дело семьи, не более. Он был опасен для окрестных жителей? Нет. Опасен для обитателей усадьбы? Опять-таки нет. Почему же я должен волноваться о серой собачке? Желает в таком виде проводить ночное время? На здоровье!
– Ты… – Во взгляд Мэтта бочком проскользнуло озарение: – Ты же много знаешь об оборотнях, верно? И сразу понял, что желтоглазый принадлежит к ним и…