Осколки (Трилогия) - Страница 315

315

Его высочество нежился в ощущении собственного величия, как в тепле лучей первого весеннего солнышка, принимая долгожданное поражение врага со скучающим снисхождением победителя. Врагом, разумеется, считался я. Видимо, с того самого дня, когда моя ладонь близко познакомилась с пятой точкой надменного ребенка.

Рассеянно перебирая петли шнурка и глядя на следы борьбы, запечатленные каменной крошкой, Рикаард осведомился:

– Вы удивлены?..

Удар, знаменующий начало поединка. Но чтобы добиться наиболее удачных результатов, его нельзя резко обрывать, напротив, следует совместить по меньшей мере два движения в одной атаке. И если сам вопрос, собственно, не нуждавшийся в точном и прямом ответе, служил всего лишь выпадом, то произнесенное после выдержанной, словно хорошее вино, паузы одно-единственное слово стало уколом, быстро и точно добирающимся до самого сердца. Принц отчетливо сознавал, что добивает меня, но удерживаться от полного разгрома противника было выше мальчишечьих сил:

– Мастер?

Какой тонкий расчет, насколько искусно в голосе выверено сочетание сожаления и презрения! Удивлен ли я? О да! Но полагаю, вовсе не тем, что принимал за причину удивления принц.

Я смотрел на сидящего передо мной человека и понимал: все происходило вовсе не постепенно, а заняло час или полтора, не более. Рикаард изменился в тот день, когда, вернувшись с королем из зимней резиденции, застал старшего брата совершенно здоровым, да еще в обществе сестры, потрясенной коварством и злобой своего близнеца. Уверен, Рианна не стеснялась в проявлении чувств, высказывая все, что думает об истории, связывающей младшего принца и меня. Конечно, девочка чересчур благожелательна к моей, мягко говоря, противоречивой в поступках персоне, но на то есть основания. У принцессы. А я всегда буду винить себя за трусость и лень, не позволившие расстаться с королевским двором так, как требовалось: твердо, бесстрастно и окончательно.

Впрочем, выволочка со стороны сестры если и имела место, то наверняка осталась в тени чудесного выздоровления Дэриена. А уж когда стало ясно, кто приложил руку к исцелению… И меня бы на месте Рикаарда захлестнула ярость. С головой захлестнула бы и утопила в желании отомстить. Собственно, так и произошло. И, судя по продуманности каждого слова и жеста, ярость повзрослела вместе с принцем. Долгими зимними одинокими вечерами, вороша в сознании прах скончавшихся надежд, его высочество поставил себе задачу отомстить. Но как разумный человек, более того, как человек, готовящийся оказаться на троне, принц научился рассчитывать силы и отложил боевые действия до подходящего момента – до момента, когда враг окажется на расстоянии удара. Чтобы иметь возможность сполна насладиться зрелищем его агонии…

Тьфу! Но до чего же хорош, мерзавец! И определенно отважен: оказаться лицом к лицу с оборотнем решится не всякий храбрец. Правда, бывают случаи, ненависть успешно занимает место смелости. Гадать бессмысленно, но не признавать явственное чужое превосходство – глупо. И все же необходимы уточнения.

– Что именно должно было меня удивить, ваше высочество?

Тон моего ответа с одной стороны убедил принца, что удар достиг цели, а с другой, что до агонии пока далековато. Но истинное расстояние, отделяющее меня от поражения, Рикаард не смог бы предположить. Почему? А я и сам не мог бы этого сделать.

– Можно подумать, вы по нескольку раз на дню встречаетесь с оборотнями!

Вообще-то я даже жил с ним под одной крышей. И буду жить. Придется, хотя и не особенно хочется.

– Ах, речь идет о несчастном юноше…

Принц фыркнул:

– Несчастный? Он опасен для жителей усадьбы и окрестных деревень. Но кроме того, он представлял угрозу моей жизни.

Нравоучительность, проступившая в голосе Рикаарда на последних словах, заставила меня съехидничать:

– Отделяете себя от всех прочих, ваше высочество?

– Каждый из нас занимает какое-то место. Но одни имеют на него право, а другие… Хотя, можно ли требовать от недавнего раба, чтобы он вел себя, как рыцарь?

Забавно наблюдать за юнцом, старающимся действовать подобно старому и опытному командиру. Вроде и интонации нужные найдены, и выпяченный подбородок тверд, и сцепленные пальцы рук величаво спокойны, а в глазах нет-нет, да и проскакивает тень чувства, от которого по-настоящему взрослый человек давно избавился. Золотисто-ореховые глаза принца не переставили спрашивать: «Правда, я молодец? Я победил, ведь так? Ну похвали же меня, похвали!»

Можно было нанести удар: подобрать колкие замечания, многозначительно улыбнуться, заставляя мальчика вспомнить и заново пережить испытанное унижение, прочувствовать давнюю боль еще сильнее и острее, благо рядом находится полным-полно посторонних…

Можно было. Но глядя на принца, я видел самого себя, такого же юного, впитывающего знания о добре и зле с равным успехом, старающегося оправдывать ожидания и страстно желающего, чтобы хоть одна живая душа заметила мои старания. А уж получить лестную оценку было пределом моих тогдашних мечтаний! Так и не сбывшихся, кстати говоря. И все же меня никто нарочно не лишал будущего, предоставляя право самостоятельно выбирать судьбу. Из ограниченного числа предложенных, правда… И я выбрал, ошибаясь и набивая шишки. Но если бы в моей жизни не было теплого взгляда старого шадд’а-рафа, с перекрестка принятия решений меня всегда вела бы одна дорога. Дорога в никуда. А я не желаю принцу подобной участи. И никому не желаю.

315