Осколки (Трилогия) - Страница 281

К оглавлению

281

Расспросим. Благо других занятий, помогающих рассеять скуку, пока не предвидится:

– И часто ты так поступаешь?

– Когда необходимо.

– То есть тебе не нужно, скажем, учиться шить или драться, достаточно только увидеть, как это делают другие?

Хель молча кивнула.

– Ценное качество.

– О да, стоящее полновесного золота! Но я отдала бы все сокровища мира, лишь бы перестать быть лицедеем.

– Почему?

На миг ее лицо скривилось, словно от невыносимой боли, но спокойствие привычно вернулось, хотя теперь я уже смог заметить, каких усилий это стоит женщине.

– Потому, что живя чужими жизнями, я теряю свою.

«Теперь понял?..»

Признаться, не совсем.

«Когда лицедею нужно показать чей-то образ, по слоям Кружева начинается обратное движение воспоминаний, но ведь они не могут выйти на свет, если место уже занято? Не могут. Поэтому истинная сущность вынуждена на это время отступать в сторону…»

Хочешь сказать, даже сейчас, когда Хель предлагала мне приятно провести время, она…

«В эти мгновения ее изначальной не существовало…»

Забавно. Рядом со мной была другая женщина. Точнее, слепок, сделанный невесть с кого случайно или преднамеренно. Она доставила бы мне удовольствие, но сама при этом не испытала бы ничего, никаких чувств. И не запомнила бы ни единого момента, потому что… Воспоминания не способны запоминать. Оттиски не могут создавать новые гравюры.

Кошмарный дар, верно?

«Хорошего в нем мало, не спорю… Но и он может быть полезным…»

Полезным? Кому? Самому лицедею? Да, Хель смогла защитить свою жизнь, но лишь потому, что в ее кладовой нашелся подходящий обрывок памяти. А если бы не нашелся?

– Сочувствую.

Она благодарно качнула головой:

– Не жалейте, не надо. Лицедеям хорошо платят за службу.

– И в чем заключается служба, позвольте узнать?

– Мы запоминаем человека до мельчайшей черточки, все его слова, жесты, вдохи и выдохи… И каждый знает: мы не можем изменить то, что запомнили. Когда понадобится, повторим все точно таким же, как видели и слышали.

Не могут изменить? Разумеется, не могут! Если Кружево лицедея настроено только на просеивание, разложение образов на фрагменты и хранение полученных песчинок, в нем почти не остается свободных Нитей и Узлов для смешения струек получаемого опыта. Вернее, самый первый слой наверняка позволяет жить обычной жизнью, со всеми полагающимися потерями и обретениями, но необходимость часто пользоваться воспоминаниями отнимает время на собственную жизнь, следовательно… Да, завидовать нечему.

– И кому нужны ваши услуги?

– Многим. Огласить наследникам завещание главы семьи. Передать личное послание. Показать невесте жениха или наоборот. Сохранить в памяти важное событие.

– Постой! Ты можешь запоминать сразу нескольких участников, если уж упомянула о целом событии?

Хель кивнула:

– Да. Хотя это требует очень многих сил, но и ценится гораздо дороже.

– И ты можешь потом показать все происходившее?

– По очереди. Поэтому для сохранения особенных событий всегда приглашают нескольких лицедеев.

И все-таки восхитительный дар. При всей своей тяжести. Если смириться и принять судьбу, разумеется.

– Значит, платят хорошо?

Голубые глаза подтверждающе моргнули:

– Весьма.

– Но оплата не покрывает расходов?

Хель отвела взгляд, печально опуская подбородок, и тихо произнесла:

– Было бы нечестным только жаловаться на судьбу, и все же… Я мечтала бы родиться заново, без своего умения. Наверное, ты не поймешь… Мой отец был лицедеем.

Слово «отец» она выделила заметным нажимом, как будто именно в личности ее родителя или в его деяниях и крылся корень всех бед. Но для меня прояснения не наступило, потому пришлось поступить чуточку жестоко, беспечно заявив:

– Иначе, наверное, и быть не могло, ведь при зачатии ребенка без мужчины не обойтись.

– Мой отец! – Теперь слово выделилось и повышением тона голоса. – Не супруг моей матери, а отец!

Немаловажная деталь. И последняя из необходимых. Можно не продолжать расспросы, тем более уже вдоволь потоптался по незаживающей ране. Дальше расскажу сам:

– Ваша мать была из благородного рода, ее против воли отдали замуж, или же за годы, прожитые вместе с супругом, она не смогла стерпеться с ним, а может, пришлец, с которым случайно пересекся ее путь, воспользовался своим даром убеждения… Женщина не устояла. Не захотела устоять. А он и не вспомнил о своем безрассудном поступке, исчезнув из вида, когда жалеть было уже поздно… Не нужно подтверждать или опровергать мои предположения, прошу тебя! – добавляю, видя, как губы Хель нетерпеливо и болезненно вздрогнули.

– Но так все и было. До двенадцати лет я жила, даже не подозревая о своем наследстве.

– И была счастлива неведением, хотя страдала от множества детских бед, полагая их необоримыми. А потом, когда пришла пора взрослеть и вступать в права обладания Даром, чужие лица и голоса хлынули наружу, пугая родителей и слуг. И пугая тебя, потому что целые часы собственной жизни бесследно пропадали из твоей памяти… Может быть, нам не стоит продолжать этот разговор?

– Почему же? – Обращенный на меня взгляд стал совсем светлым. – Я первый раз встречаю человека, который понимает меня от начала и до конца. Наверное, наша встреча – прощальный подарок судьбы. Жаль, что у нас осталось совсем немного времени, но знаешь… Последние дни в моей груди словно набухал ком, от которого становилось все труднее дышать, а сейчас он исчез. Полностью. Ты настоящий волшебник!

281