Осколки (Трилогия) - Страница 22

Основное и изначальное назначение физической близости состоит в продолжении рода, а спаривание существ разных видов обычно не приносит потомства, потому и происходит крайне редко. Однако если у существ есть что-то общее в строении, результатом их… м-м-м-м, страсти может стать новое существо, объединившее в себе качества своих родителей. В принципе, очень легко установить, появится ли отпрыск у двух особей разных видов: достаточно взглянуть, имеются ли в Кружевах потенциальных родителей одинаковые фрагменты. Если имеются, и, более того, захватывают в себя ряд ключевых Узлов, можно смело браться за дело! Но только в том случае, если Кружево одного проще по структуре, чем Кружево другого. Поэтому очень легко и просто возникает потомство у оборотня и человека, да и вообще, у человека и других человекоподобных рас: схожий каркас основного Кружева. А поскольку у людей нет никаких надстроек над исходным рисунком, появляющийся на свет ребенок несет в себе все, что ему удалось урвать от более «сложного» родителя. Разумеется, отдельные фрагменты теряются: им просто не за что зацепиться. Но какие-то остаются. И при удачном стечении обстоятельств остается очень много всего. Еще играет роль то, кто из родителей принадлежит к какой расе, в каком облике происходило спаривание, в какой фазе была луна и всякая прочая ерунда, на деле ерундой вовсе не являющаяся. Но это относится к слиянию человека и оборотня. А если встречаются два оборотня разных Племен?

Ирм не смогла бы родиться, если бы оба преступивших не были кошками: близкие рисунки изнаночного слоя помогли сформировать ущербное и слабое, но ограниченно жизнеспособное Кружево. Вот только оно, совмещая в себе и разные рисунки, не позволяет девочке обернуться. Просто потому, что конечная цель не определена однозначно. Возможно, при искусственном подавлении Кружева одного из родителей в момент зачатия появлялся шанс на задание процессу нужного направления, но… Время упущено, и вспять уже не вернется. А я вовсе не бог, чтобы менять правила игры по своему желанию. Чего же хочет от меня старик?..

— Я заставил Вас ждать, dan-nah? — Вежливый и немного тревожный вопрос оторвал меня от размышлений.

Шадд’а-раф стоит рядом с лестницей, терпеливо ожидая, когда я соблаговолю обратить на него внимание. Хорошо еще, коленями пол не натирает.

— Нет, ты пришел вовремя.

— Вы следили за временем?

В хрипловатом голосе чувствуется тепло улыбки. Конечно, прекрасно зная мою способность, погружаясь в раздумья, забывать обо всем вокруг, старик не мог удержаться от шутки. Доброй.

— Не следил. Зато оно всегда следит за тем, чтобы встречи происходили именно в назначенный момент, не раньше и не позже. Так зачем делать лишнюю работу? Доверимся тому, кто лучше нас с ней справляется!

Янтарные глаза вспыхивают светлыми искорками.

— Разумный подход. Позволите и мне к нему прибегнуть?

— Ты уже… прибег, всучив мне своего очередного ребенка. Я что, так и буду заниматься делами твоей семьи? Не слишком ли много чести?

— Много, — согласно кивает шадд’а-раф. — И я скорблю, что не в моих силах оплатить этот долг.

— Ай, брось! Долги, платежи… Надоело. Будем считать, что я сам, по собственной воле, взял на себя заботу о девочке. На свой страх и риск. Правда, спешу сказать: ничего не обещаю. Не знаю, как и куда двигаться.

— Это неважно, dan-nah. Главное, решиться сделать шаг, а направление… Оно найдется. Чуть позже.

— Мне бы твою веру, — рассеянно кусаю губу.

— Разве у Вас нет своей?

Вопрос звучит не удивленно, а укоризненно. Мол, зачем мне еще одна безделица, если в кошельке звенят сотни других.

— Нет. Я разучился верить. А когда-то умел…

Старик отводит взгляд, заставляя меня снова чувствовать вину. Нет, в этот раз не стану убегать. Пора признаться в своей ошибке. Что бы из этого ни вышло.

— Я сожалею.

— О чем, dan-nah?

— О своем поведении. Нет, не сейчас. Тогда. Я вел себя…

— Безупречно.

— Безупречно? — Усмешка получается горькой и едкой, как сок одуванчика. — А что значит «безупречно»? То, что меня нельзя упрекнуть в чем бы то ни было? Или то, что мои поступки не вызвали упрека?

— Вы можете выбрать любой ответ, — спокойно отвечает шадд’а-раф, и в этом спокойствии слышится обреченность приговоренного. К смерти? Нет, к памяти, что куда страшнее.

— А я предоставлю право выбора тебе. Справишься?

— Dan-nah, это…

— Невозможно? Увы. Тогда выслушай то, что я скажу, и не смей перебивать. Вчера я сравнил возраст твоих детей с числом прожитых мной лет и пришел к любопытному выводу. Оказывается, они были совсем крохами, когда ты оставил их, чтобы возиться с чужим ребенком. Оставил без своей любви, без ласки, без… да просто без тепла, в котором они нуждались. Не знаю, что заставило тебя так поступить, не буду гадать. Но каковы бы ни были твои мотивы, я не заслуживал того, что получал. Не понимал всей глубины дара и его цены. Для тебя. А потом сделал еще хуже: упрекнул. Нашел тень там, где ее не было… И с отцом, и с сыном. Мне следовало бы извиниться и перед ним, как ты считаешь?

— Извиниться? Нет, он еще слишком юн и пытается мчаться, когда следует замедлить шаг. Поэтому и налетает на стены, — старик улыбается, грустно и ласково. — И пусть лучше эти стены будут построены вами, чем кем-либо еще… Он никак не может решить, какие чувства испытывает: и ненависть, и восхищение, и привязанность — все смешалось в одном котле, но зелье еще не вызрело. Должно пройти время. Может быть, много. Может быть, совсем чуть-чуть. Он разберется в самом себе. Как разобрались вы.