Так не должно быть! Хватит платить по чужим счетам! Я могу делать все, что мне угодно? Да! Так что мешает пойти в комнату и получить достойную плату за свои труды? Шадд’а-раф задолжал мне, его сын — тоже. Пожалуй, одной Ирм будет маловато: надо потребовать еще пару-тройку девиц. И никто не посмеет меня упрекнуть! Никто не сумеет наказать! Потому что в полной мере я наделен и безнаказанностью — даром, позволяющим не платить за проступки. Я не стою НАД миром, как мои родичи: я могу сжать его в кулаке и…
Вдох замер, останавливая глоток воздуха в клетке груди.
Сжать. Пальцами, которые не всегда меня слушаются, но в этот раз не смогут прекословить своему господину. Стиснуть. Сдавить.
И что дальше? Остаться на пепелище? Одному? Теперь уже точно — одному? Это ощущение будет не новым и не пугающим, но… Сейчас я могу хотя бы подглядывать, в узенькую замочную скважину, как и чем живет мир. А если дам себе волю, даже подглядеть будет не за кем. Очень долгое время. Целую вечность. Я проживу столько? Даже если проживу, сойду с ума от скуки.
Черная сеть прожилок на руке бледнеет, словно втягиваясь вглубь.
Я обладаю могуществом, это верно. Но любая власть хороша только в том случае, если есть, над кем властвовать. А после демонстрации моей «силы» свидетелей и покорившихся не остается. И никто не будет, корчась от страха, петь мне хвалу. Никто не признает мое величие. Так есть ли смысл разбрасываться могуществом по пустякам? Даже таким приятным, как соблазнительная девица в постели? Уж это дитя, совершенно точно, ничего не поймет…
Обхватываю плечи руками. Надо же, совсем замерз. Сколько вот так сижу на нижней ступеньки лестницы, спускающейся в холл со второго этажа? Час? Два? Огромный витраж окна пропускает через себя лунный свет, но самой Ка-Йи не видно, и установить точное время не представляется возможным. Бр-р-р-р-р! Надо было хоть плащ захватить.
— Не спится?
Знакомый голос. Но что здесь делает…
Поднимаю голову и встречаюсь взглядом с кузеном.
Облик не искусанного житейскими соблазнами юноши, медовый водопад волос и ярко-зеленые глаза — это Ксаррон, собственной персоной. Отпрыск Тилирит, такой же надоедливый, бесцеремонный и мудрый, как моя тетушка. Такой же необходимый. Иногда.
— Какими судьбами?
— Да так, шел мимо и решил заглянуть, посмотреть на родственника, — беспечно улыбается Ксо.
— Врешь.
— Вру.
Он соглашается с легкостью, заставляющей насторожиться.
— Что-то случилось?
— Тебе виднее.
На мои плечи опускается меховая накидка… нет, целая шкура!
— Так лучше?
— Да. Спасибо.
— Спасибо тебе, — Ксаррон садится рядом.
— За что?
— За то, что остался.
— Остался? — Не совсем понимаю, о чем идет речь. — Магрит просила меня побыть в Доме до весны. Ты про это?
Получаю щелчок по носу и нелестное определение:
— Маленький глупец с большими возможностями.
— Ксо, мне сейчас не до твоих загадок. Выражай мысли проще, хорошо?
Кузен усмехнулся и извлек из складок одежды фляжку.
— Глотни, а то дрожишь, как лист на ветру.
Предложенная к употреблению жидкость что-то мне напомнила. Но когда я собрался задать наводящий вопрос, Ксаррон кивнул:
— Да, у лекаря твоего знакомого взял. На новом урожае настояно. Нравится?
— Угу.
— Я подумал, тебе будет приятно. И вспомнить, и выпить.
— С чем ты пришел, все-таки?
Не хочу оттягивать момент ознакомления с истинной причиной появления кузена в моем Доме, потому что просто так сестра не допустила бы этого визита.
— С выпивкой, — напрашивающийся ответ, сопровожденный грустными смешинками в изумруде взгляда.
— А еще?
— Как здоровье?
Вяло шевелю пальцами левой руки. В смысле: «Так себе, но бывало и хуже».
Ксаррон качает головой:
— Телесное — в пределах разумного. А душевное?
— Почему спрашиваешь?
— Только не лги, Джерон! Что случилось с тобой этой ночью?
Что случилось? Да по сути, ничего особенного. Очередной приступ жалости к себе. Вспышка ярости. Новый виток боли, едва не заставивший меня разрушить чужую жизнь. В общем, все, как всегда.
— Я с трудом удержался от глупости.
— Какой? — Живой интерес в каждой черточке лица.
— Э-э-э-э… Мне подкинули для решения очередную задачу.
— Пухленькую и рыженькую, верно?
— Ну… Да. И я чуть было ее не «решил». Окончательно и бесповоротно.
— И что же помогло тебе остановиться?
— Анализ ожидаемого результата: я понял, что мои действия окажутся бессмысленны и вредны, прежде всего, для меня самого.
Кузен задумчиво помолчал, переваривая услышанное.
— Да, эгоизм — полезнейшая вещь на свете!
— То есть?
Ксаррон облокотился о ступеньку.
— Для начала хочу тебя успокоить: то, что недавно происходило, имеет к тебе очень малое отношение. Совсем призрачное. Проще говоря, тобой пытались руководить.
— Кто?
— О, это очень любопытное создание. Несомненно, живое. Наделенное разумом и волей. Совершенно самостоятельное и болезненно свободолюбивое.
— Не тяни!
— «Лунное серебро». Помнишь? Ты разбил Зеркало Сути и поплатился за сей необдуманный поступок тем, что делишь теперь свое тело кое с кем еще.
Кузен не насмешничает и не осуждает, просто рассказывает. И что-что, а рассказывать он умеет, потому что не тратит время и внимание слушателя на излишние украшательства, излагая основные для восприятия вещи: